Между прочим, если человек умеет хорошо
зарабатывать и при этом еще и широко жить хочет, никуда ему не деться от
клеветников и завистников. Приглядитесь, кто и как у него за столом
гуляет — из десяти шесть его очернят при всяком удобном случае, а
девять — от зависти готовы помешаться. А при людях спину перед ним гнут и
лебезят.
Я это к тому, что был в одном богатом селе
священник. Скопидом был отменный, накопил всего, что только можно, и
деньгу большую имел, и из одежды, и прочее. В средствах не стеснялся и
зерно, скажем, всегда мог придержать до лучшего времени, когда хорошая
цена установится. Главное, однако, был у него замечательный осел. Лет
двадцать служил попу на совесть. Не исключаю, что от того все богатство и
пошло. И когда он помер, поп его и похоронил на кладбище.
А тамошнего епископа нрав был совсем иной. Он был
человек не жадный, а даже тороватый. И любезный к хорошему человеку.
Если кто к нему зайдет или заедет — так самое любимое занятие для
епископа — с добрым гостем поговорить и закусить, ну а если занедужил —
тут ему лучшее лекарство.
Однажды у епископа случился за столом один из
доброхотов нашего попа, у него не раз с удовольствием полным и
искреннею благодарностью подкармливавшийся. Зашла речь о скупердяйстве и
мздоимстве духовенства. Тут этот гость своевременно доводит: так вот и
так, если, значит, с умом дело повести, то из нашего попа можно большую
иметь выгоду. Что такое? А то, что он осла ведь в священную землю
положил, как доброго христианина, бессловесное-то животное. Вскипел
епископ от такого над законом надругательства: «Порази его гром,
доставить его ко мне немедленно! Штрафовать будем!» Пришел поп. Епископ
на него: как он, мол, смел, да за такое преступленье по церковному
правилу я тебя в тюрьму. Батюшка просит день на размышление. И не
кручинится особенно, потому что на мошну имеет надежду нерушимую. Идет
утром к владыке и прихватывает с собою полновесных двадцать ливров.
Епископ опять на него — пуще вчерашнего, А он ему я вам, говорит,
сейчас все по совести, только отойдемте, ваше высокопреосвященство,
несколько в сторону, чтобы доверительный разговор был. А сам понимает,
что время пришло не брать, а давать, что дать сейчас — прибыльнее. И
начинает: что, мол, был у меня осел. Такой работящий — и заметьте, ведь
правду говорит, — что я на нем зарабатывал по двадцать су в день. И
умница, до того, что, вот видите, завещал вам двадцать ливров на вечное
поминовение, чтобы упастись от адского пламени. Епископ, конечно,
говорит, что Господь воздаст за смиренный труд и простит пес
прегрешения.
Так и нашел управу епископ на богатея попа. И
Рютбеф, рассказавший, как было дело, из всего вывел назидание: кто идет
к судье со взяткой, может распраыы не бояться, за деньги и осла
выкрестят. |